Моя любимая школа № 6
Главное воспоминание о моей школьной жизни — это, пожалуй, любовь. Любовь к своей школе, к своим учителям, к своим соученикам. Я очень любила учиться, узнавать новое, а узнать новое во времена моего детства можно было только в школе, у учителей. Мы — дети войны, и у половины моих одноклассников отцы остались на фронте. Мой отец, к счастью, вернулся, хоть и израненный, искалеченный, и именно из его военной рубахи мама сшила мне платье, в котором я пошла в первый класс.
Современному ученику трудно представить себя без компьютера, смартфона, планшета, у нас же ничего этого не было, не было телевизора, радио, даже часов в домах не было, жили по гудку: в семь утра раздавался гудок — подъем, два гудка в восемь утра — начало рабочего дня и школьной учебы. Было только слово учителя. А какие прекрасные у нас были учителя! Нашей классной в средней школе была Софья Петровна Мезенцева, высокая стройная блондинка с канонической внешностью русской красавицы, с огромной косой, уложенной вокруг головы. Она неподдельно расстраивалась, когда кто-то нарушал порядок, смотрела на нарушителя своими огромными голубыми глазами, мерила его взглядом с головы до ног и обратно и спрашивала: «Позвольте, как вы могли?» Мы очень любили Софью Петровну и не хотели её огорчать, но желание познавать жизнь путём проб, ошибок и шалостей было выше нас. И мы вновь и вновь слышали: «Позвольте, как вы могли?» И многие мои одноклассники потом признавались, что в этот момент готовы были провалиться под землю от стыда.
Древнюю историю у нас преподавал муж Софьи Петровны Анатолий Евдокимович, которого мы просто и скромно называли «Фараон». Выслушивая наши ответы на уроке, Фараон всегда сидел за столом, опустив голову, и мы думали, что он ничего не слышит и не видит. Однажды моя одноклассница, не выучив параграф, вырвала страничку из учебника, встала за спиной учителя и прочла текст. Анатолий Евдокимович выслушал и спокойно сказал: «Садись, хорошо читаешь, два».
После уроков мы не торопились домой, а сидели и ждали, когда закончатся занятия в старших классах, и к нам придет Света Людмирская, наша первая пионервожатая (в будущем Светлана Давыдовна Левашова, учительница истории). С ней мы и пели, и плясали, и играли, она же «принимала» нас в октябрята и позже в пионеры. А чтобы вступить в октябрята и в пионеры, надо было постараться, как минимум исправить двойки и поведение. Свету мы просто обожали! А когда она однажды села за старенькое школьное пианино, и полились чудесные звуки музыки, у некоторых непроизвольно открылись рты от удивления!
В воскресные вечера мы с родителями ходили во Дворец культуры спиртзавода. Мне больше всего нравилось смотреть постановки пьес А.Н. Островского и других драматургов, в которых я видела на сцене учителей, начиная с директора школы физика Степана Терентьевича Чуприна и его жены Марии Григорьевны, нашей учительницы математики. В постановках принимала участие интеллигенция спиртзавода. В главных ролях частенько блистала юрист Галина Катричко, а инженеру Калашникову удавались роли ответственных работников, отцов семейства. Мне запомнился один из последних спектаклей по пьесе Арбузова «Таня», главную роль исполняла красавица Евгения Николаевна Кузнецова, наша учительница географии.
Но самую большую школьную любовь я и мои одноклассники отдали Галине Павловне Короткиной, учителю русского языка и литературы и нашему последнему классному руководителю. Галина Павловна с первых уроков овладела нашими чувствами. Ее объяснения, как я теперь понимаю, были похожи на вузовские лекции, четко структурированные и эмоциональные, ясно просматривалось её личное отношение к излагаемому материалу. Она установила отличный от других учителей стиль общения с учащимися, прислушивалась к нашему мнению. Вскоре после того, как Галина Павловна пришла в школу и стала нашим классным руководителем, у неё появилось прозвище «Либерал». Вспоминается такой случай. У моей одноклассницы отец был на фронте, завел там себе новую семью и вернулся позже, когда девочка училась уже в девятом классе. И дочь его не приняла, пошли конфликты, девочка стала плохо учиться, сбегать с уроков. Дело дошло до исключения её из комсомола. Но Галина Павловна встала за свою ученицу стеной, пошла к ней домой, долго разговаривала с её родителями, не знаю, что именно говорила, но мир в семье, худой ли, добрый, был восстановлен, и девочка осталась комсомолкой.
Однажды мы случайно узнали, что у классной приближается день рождения. Мы точно знали, что Галина Павловна не возьмёт подарок, купленный на деньги наших родителей, и решили заработать своим трудом. Но где было в то время заработать пятнадцатилетним подросткам? Помогли родители. Кто-то из них, работая на спиртзаводе, узнал, что пришли вагоны с углём, которые нужно разгрузить. Нам выделили один огромный вагон, он назывался пульман, и вечером, после занятий, всем классом мы взялись за эту нелёгкую чёрную работу. Когда отдыхали, веселились, глядя друг на друга — уж очень были похожи на негров с белоснежными улыбками! Домой я вернулась в полвторого ночи, и родители не сразу меня, чумазую, узнали. На заработанные скромные деньги мы купили отрез плотного блестящего шёлка, который назывался креп-сатин, со строгим «учительским» рисунком, и подарили Галине Павловне. На мой теперешний взгляд, подарок был не самый удачный, можно было подарить что-нибудь более памятное, вазу или картину.
Все годы обучения в школе я ходила туда с удовольствием, с любовью. И сама чувствовала к себе хорошее, доброе отношение, и со стороны преподавателей, и со стороны одноклассников. Только хорошие, добрые воспоминания.
Но одно воспоминание меня до сих пор гложет. В один из школьных дней мы всем классом не выполнили домашнее задание по геометрии, и я в том числе. А учительница математики Валерия Ивановна Заруцкая решила пройти по классу с журналом в руках и проверить работу каждого ученика, и начала ставить единицы. Я не хотела получать единицу и лихорадочно искала выход из ситуации, и когда Валерия Ивановна подошла ко мне, непроизвольно выпалила: «А я решила эти задачи устно». Валерия Ивановна сказала: «Да, Нина, ты могла», — и пошла дальше. С тех пор я много раз хотела повиниться, рассказать учительнице правду, и когда была еще школьницей, и когда уже работала рядом с ней, но не могла найти нужных слов, а теперь уже поздно. И потому сейчас я обращаюсь к ней: «Валерия Ивановна, простите великодушно!»
И если бы пришлось повторить жизнь, я бы повторила свои школьные годы. Видимо, поэтому я не смогла расстаться со своей школой и вернулась туда учителем математики, закончив Кемеровский педагогический институт.
